Пособие для мужа

Саныч только расслышал «негодяяяй-лови-его-падлюку!». Они почти нагнали его и вот-вот растерзали бы, но тут он дёрнулся и проснулся. «Дуры! И что я вам сделал-то?» — подумал Саныч и пошёл заваривать себе зелёный чай с жасмином. Своё утро он всегда начинал одинаково: японский душистый напиток, пара тостов с бужениной и сыром, варёное яйцо и натуральный йогурт, в который он добавлял грецкий орех и изюм.

Маслов Александр Александрович, 42 лет от роду, семь лет назад закончил профессиональную карьеру спортсмена и стал тренером. Он не представлял свою жизнь без спорта, поэтому перед ним не стоял выбор что делать дальше, когда последняя травма окончательно выбила его из колеи успешных лыжников.

Невысокий и как будто не самого крепкого сложения, он обладал выносливостью боевого слона и выдержкой самурая, что помогало ему выигрывать многие марафоны неожиданным рывком на самых последних минутах, когда, казалось, что он может быть только вторым или третьим. Доброжелательный, внутренне строгий и ответственный по характеру, он располагал к себе коллег и воспитанников. Последние два года он тренировал женскую сборную. Девчонки ценили его за уважение к себе, умение настроить на борьбу, поддержать в моменты личных переживаний и за синие глаза в пушистых ресницах.

— Сан Санч, ну зачем вам такие ресницы?! Поделились бы с нами, а то у нас, как у морских свинок, — смеялись они на сборах в минуты отдыха.
Александр не спеша съел завтрак и наслаждался чаем. Жасминовый дымок от напитка деликатно касался ноздрей, наполняя успокаивающим ароматом каждую клетку. Телефон перебил эстетику ощущений. Саныч посмотрел на номер и досадливо сжал губы.

— Да.

— Маслов на Масленицу едет в Масловку, — Светка, для юных спортсменов СветланИльинишна, пророкотала смехом в трубку.

— Свет, я как-нибудь запишу твой ржач и поставлю врагам на звук будильника, — рокот в трубке стал ещё громче:

— Эх, Саня-Саня, и почему ты в меня такой не влюблённый? — почти с грустью ответила Светка.

— Служебные романы ничем хорошим не кончаются, — ответил он и добавил: — Чем огорчишь на этот раз?

Светка хмыкнула и продолжила:

— Всё-таки тебя утвердили на командировку. Так что собирайся, ты завтра вечером вылетаешь в Токио со своим гаремом, а оттуда в Русуцу, — и не услышав ничего в ответ, добавила: — Ты язык от счастья проглотил что ли? Что за тишина в Смольном во время революции? — она опять зарокотала.

— Да вот припоминаю, и, кажется, это первый раз, когда от тебя приходят хорошие новости.

— Ну так благодари! С тебя ужин в ресторане, — раскатилось на другом конце провода.

— Обед. Ужин я отдаю врагу. Ты пока до такого статуса не дошла, а то бы ужинала одна.

— Идёт! Поймала тебя на слове — не отвертишься потом, — вдруг серьёзным тоном произнесла Светка и отключилась.

— Ну что, Старостина у нас опять в железнодорожную пробку попала или самолично затыкает течь в канализационной трубе? — сказал Маслов окружившим его девушкам и посмотрел на часы. До вылета оставалось 2 часа 18 минут.

— Давайте я наберу ей, — предложила Лада Никонович. Александр молча кивнул. — Не доступна.

— О, смотрите, а вот и опоздунья наша, — Ольга Касьянц, старшая в группе, кивнула в сторону входа в терминал. Все посмотрели туда. Анастасия Старостина закинула сумку и чемодан на ленту досмотра и прошла сквозь рамку. Затем легко подхватила багаж с ленты и, увидев своих, направилась в их сторону. Маслов внимательно смотрел на неё, наклонив голову набок: «Интересно, что на сей раз придумает».

— Сан Санч, миленький, не ругайтесь, представляете, ехали на такси, а тут кот, точнее, котёнок, прям под колёса, еле затормозили, пришлось забрать, не бросать же на дороге, потом заехали к тётке, это по пути, забросила ей животное, вот, ну а потом сразу сюда…, — девушка стрекотала, не переводя дыхания и прямо глядя на тренера по-детски широко распахнутыми глазами.

— Насть, вот скажи мне, это только тебе коты из воздуха под колёса падают? — Маслов с иронией посмотрел на свою подопечную.

— Наверное, это дождь пошёл кошками и собаками, — засмеялась Люся Трофимова, — ну в смысле rained cats and dogs, если кто не понял, — добавила она.

— Так, хватит трепотни, живо на регистрацию и контроль.

На рейс в Токио стояла приличная очередь. Девушки решили, что успеют сходить в туалет и оставили своего тренера охранять багаж.
От внезапного и сильного толчка слева Маслов чуть не упал.

— Вродство! Смотри, куда едешь! — Александр повернулся к источнику наезда и увидел три этажа чемоданов. Сбоку из-за них выглянула темноволосая голова на тоненькой шее. Чёрные глаза-сливы испуганно уставились на него из-под чёлки оттенка красного дерева.

— Сумимасен [1], — проговорили губы-бабочки и растянулись в извиняющейся улыбке.

— Ничего, — буркнул Александр, догадавшись о значении незнакомого слова, и потёр ушибленный локоть. Девушка-прутик вдруг подошла к нему, открыла свою сумочку, достала круглую серебристую баночку и протянула её Маслову, сказав уже по-английски:

— A good treatment for bruises, if you have any [2], — а через секундную паузу добавила на всякий случай по-русски: — Корощо для синяк.
Александр не успел отказаться, как та вернулась к каталке с чемоданами и двинулась дальше. Он смотрел ей в след, и одна мысль крутилась в голове: «Три чемодана одежды для Дюймовочки?»

***
Все проверки прошли без проблем, и даже осталось минут сорок пошататься по соблазняющим магазинам дьюти фри. Александр смотрел, как девчонки нюхают парфюм, мажут руки губной помадой, весело смеясь чему-то. Он любил аэропорты, их особенный, нервный пульс, разноязыкую всегда спешащую толпу, приземляющиеся и взлетающие лайнеры за окном — это так оттеняло его природную неспешность, что он начинал чувствовать почти гармонию.

***
В токийский Нарита прилетели в пять утра, через два с половиной часа погрузились на рейс до Хоккайдо и уже оттуда, из аэропорта Нью-Читосэ, отправились до Русуцу. К 15:00 по местному времени они добрались до юго-западного курорта самого северного острова Японии. На вокзале их встретил Марат Файзуллин, организатор сборов и переводчик в одном лице.

— ЗдорОво, Саныч. Чего-то твой гарем поредел, всего четыре штуки привёз. Остальных что, наказал? — Марат широко улыбнулся, крепко пожал Александру руку и ласково оглядел девушек.

— Из лучших шести одна с травмой, другая на реабилитации, — невозмутимо ответил Маслов. Он привык, что его «наделили» гаремом, но никогда не поддерживал скабрезных шуточек и намёков.

— Ясно. Ладно, давайте сейчас в отель, три часа вам на отдых, а потом я вас познакомлю с тем, как тут всё устроено, — обратился он уже ко всем сразу и добавил: — Тут есть что посмотреть.

***
Розовое солнце, зацепившись за вершину Ётэй, расплескалось по её белым склонам, подсвечивая озеро Тоя. Белый покров бережно укрывал землю, крыши домов и магазинчиков, а вспыхивавшие один за другим уличные фонари и свет в окнах делали холодный пейзаж теплее.

Гостиница Rusutsu Resort Hotel & Convention располагалась в самом выгодном месте, с которого весь курорт был, как на открытке. Перед ужином Марат, Александр и девушки встретились в холле отеля.

— Девчонки, вы хоть понимаете, как вам повезло тренироваться здесь? — обратился к спортсменкам Марат.

— Ну, красиво, да, — хором ответили те.

— Да не в этом дело. Снег — вот, что главное! Здесь порошок особенный, всего 5% влаги, сухой и лёгкий. Ощущение, что летишь, а не скользишь по лыжне. Попробуете, поймёте. Ну и трассы, конечно.

— А бутики здесь какие-нибудь имеются? — спросила Лада Никонович.

— Имеются, в свободное от тренировок время. И вообще, главное распорядок дня и работа. Ладно, ужинайте и осваивайтесь.

Девушки встали и направились в ресторан. Александр тоже поднялся, но Марат его остановил и, подмигнув, спросил тихо:

— Слыш, Саныч, а вот эта рыжая, что бутиками интересовалась, как? Ничего?

— Подаёт большие надежды, а ещё у неё брат есть, тоже спортсмен. Боксёр в тяжёлом весе. Хороший такой парень. И сестру очень любит. — Маслов весело посмотрел на озадаченное лицо Марата и сказал: — Пойду и я отведаю местной кухни.

— Возмутительная красота, — подытожила восторги Люся Трофимова.

— Чего это она возмутительная? — спросила Оля Касьянц.

— Ну, видишь ли, — подключилась Настя Старостина, напуская на себя учёный вид, — красота… она такая наглая… она просто бросается в глаза, словно ярко-красная лягушка в зеленом пруду! И вот ты поднимаешься тут, пытаешься сосредоточиться на предстоящей трене, а она, бесстыдная, впивается в твое внимание, словно магнит для взглядов. Возмущение появляется, когда ты понимаешь, что вроде бы и хочешь соответствовать, но желание твоё похоже на мечту стокилограммовой девахи стать балериной и взлететь на руки к Цискаридзе…

На мгновение возникла пауза. Потом Лада Никонович спросила:

— Наська, ты сама-то поняла, что сказала?

— Главное, произвести впечатление. И я его, кажется, произвела, — Старостина звонко засмеялась, и все остальные отозвались смешливым эхом. Маслов, слегка усмехаясь, слушал беззаботный трёп своих девчонок и чувствовал, как он с ними сроднился. Удивительно, но среди них не было ни одной, которой он бы желал большей победы, чем другой. «Питомицы мои», — нежно подумал он, когда Люся обратилась к нему:

— Сан Саныч, а вы что скажете? Как вам тут?

Александр поднял большой палец, помолчал несколько секунд, оглядывая изящные линии гор, прикрытые утренним голубоватым снегом, и ответил:

— В горах я всегда чувствую мощь и дикую власть природы. Красивую и беспощадную. Такую манящую. И вспоминаю про ничтожность человека перед ней. И это возмущает. Возмущает и пугает человеческую самонадеянную сущность.
Девчонки задумчиво притихли. Потом Оля кивнула Насте:

— Поняла? Это тебе не ярко-красная лягушка в зелёном пруду.

***
На площадке переобулись в лыжи, получили задание от тренера по времени и полетели. Маслов тоже решил попробовать порошок. Он действительно был сказочный. Почти без воды, он пухом ложился под лыжи, убирая всякое сопротивление. Утро выдалось морозным, – 18, но лыжники и сноубордисты, подсевшие на адреналин, не чувствовали холода. Они обкатывали склоны, получая каждый свою порцию восторга.

Одна из 37 трасс Хоккайдо не относилась к самым сложным, и Александр получал особое удовольствие от расслабленного спуска.
Впереди зачернели деревья. Как будто кто-то специально рассадил их шахматном порядке. Их можно было обойти слева, но Маслов захотел пройти змейкой между ними. «Раз. Два. Три. Четыре. Пять…». Правая лыжа цепанула крепкую низкорастущую ветку, Александр увидел свои ноги на фоне накрахмаленного неба, сделал кульбит и провалился в снежную перину. Он прислушался к своему телу. Пошевелил руками, ногами: «Вроде цел». Где-то вдали послышалось «Саааныыыч», Маслов начал вставать и почувствовал, как обожгло руку между плечом и локтем. Он слышал своё имя всё ближе. Через несколько секунд кто-то осторожно дотронулся до его руки. Это была Настя Старостина.

— Саныч, миленький, вы как, норм? Ну как же это вас угораздило, — она вдруг стала быстро целовать его щёки, глаза, лоб. Александр оторопел. Слегка отстранившись от горячего дыхания девушки, попробовал отшутиться:

— Старостина, я же тебе не кот, меня спасать не надо.

— Ой, простите, это чтоб вы не замерзли, само вышло, я не хотела, — бормотала она.

— Ладно, если хочешь действительно помочь, давай бегом за помощью.

***
Александра доставили в медпункт. Ему пришлось подождать с полчаса, пока вошла врач. Он обернулся:
— Вы??

— Не помните? — Александр перешёл на английский. За годы соревнований он достаточно выучил его, чтобы неплохо объясняться на бытовом уровне. — Я тот, на кого вы наехали и чуть не задавили своими чемоданами в Шереметьево вчера, — он слегка улыбнулся и с удивлением почувствовал, как почему-то начал краснеть.

— Ах, ну конечно, — Дюймовочка тихо улыбнулась и спросила: — Мазь помогла? — У неё был мягкий и низкий тембр, Маслову нравился. Похожим обладала его последняя девушка, и это самое приятное воспоминание, которое у него осталось от неё.

— Очень, — соврал Александр, который только понюхал её горький травяной запах и решил не использовать; «само пройдёт» было его любимым лекарством.

— Прекрасно, —довольно произнесла Дюймовочка и подошла ближе: — Что с вами случилось? Почему вы здесь?

В голове Маслова вдруг сам собой возник и чуть не сорвался ответ: «Из-за вас», но он вовремя удержался и вместо этого сказал, не переставая себе удивляться:

— Да вот, упал в обморок от такой красоты, которая тут у вас. И, кажется, повредил себе крыло.

Дюймовочка с любопытством посмотрела на него и, приподняв широкие брови, сказала:

— Надеюсь, вы не падший ангел. Правое или левое?

Маслов глазами показал на правую руку. Она внимательно осмотрела больное место, умелыми и уверенными движениями маленьких рук прощупала плечо и вокруг него, велела сделать несколько движений в стороны и вверх. Иногда он морщился от раскалённой боли, стараясь преодолеть внутренний ограничитель, который вдруг образовался внутри предплечья и не давал руке нормально двигаться. Доктор встала сзади него, ловким движением зажала плечевой сустав и сама подняла его руку:

— Так крылу легче?

— Значительно. Даже приятно, — прошептал Маслов. Он не врал. Тёплый, проникающий ток от каждого её прикосновения распространялся по всему телу и волнами ударял в голову, лишая сил. «Кажется, ты попал, брат», — подумал Александр, который уже давно ничего подобного не испытывал. Он радовался и смущался, как мальчишка.

— Сейчас надо сделать рентген. Похоже на растяжение связок, но на всякий случай, чтобы исключить все другие неприятности, — распорядилась Дюймовочка и провела его в соседний кабинет.
После окончания процедуры она выписала рецепт и протянула его Александру со словами:

— С завтрашнего дня в течение недели вам придётся приходить сюда на процедуры. С вами будет заниматься мой коллега физиотерапевт.

— Я не могу доверить своё крыло никому, кроме вас. Во всяком случае, мне необходимо ваше присутствие. Вы будете завтра? — Александр с замиранием сердца ждал ответа. Дюймовочка улыбнулась и сказала «да». Маслов уже почти вышел из кабинета, как вдруг понял, что не знает, как её зовут. Вернулся.

— Меня Александр зовут. Можно Саша. А как ваше имя?

Дюймовочка задумалась на мгновение, потом повторила:

— Александр, Саша. Сан-Сан. А я Каори.

— До завтра, Каори, — Александр вышел.

В коридоре ждала Настя. Увидев его, она поднялась навстречу. Широко открытые глаза таили тревогу. «Какие они у неё голубые, не замечал, надо же», — отметил Маслов. На вопрос девушки «Ну что? как?» отмахнулся:

— Всё в порядке. Недельку процедур, и как новенький. — Александр помолчал, пытаясь угадать мысли Старостиной. Он не терпел недомолвок и недопонимания. Не любил он и оставлять людей с пустыми надеждами. Вышли на улицу. Морозный воздух бросился в лицо и придал бодрости.

— Сан Саныч, вы, не понимаете, наверное, не видите, но я… — начала было Настя, но Маслов прервал её:

— Настя, — осторожно начал он, подыскивая слова, — там, на склоне, я понимаю, это было недоразумение. Я не хочу, чтоб ты думала, что это что-то важное и нужное для тебя…, нет, не так. В общем, Насть, тебя твой парень где-то ждёт, а ты пока просто об этом не знаешь. Тебе кажется, возможно, что это я, но это не так, я старше тебя в два раза… — он споткнулся о Настины слёзы, замеревшие в глазах, и остановился, немой. Он внезапно почувствовал себя виноватым и беспомощным.

— Знаете что, Александр Александрович, — вдруг тихо и членораздельно проговорила девушка, — а идите вы …, — она быстро пошла вперёд, потом обернулась и выкрикнула: — Да что вы вообще о себе возомнили?! Очень надо! — и она побежала по направлению к лыжной станции.
Юношеский трепет, прорвавшийся рядом с Каори, беспощадно погасила Настя. «Вот вродство… Хочу чаю с жасмином», — тоскливо подумал Саныч и отправился в ресторан Токачигава.

Он вошёл в традиционно декорированное помещение ресторана-кафе и сразу увидел Марата за дальним столиком. По токкури [3] и чоко [4] было ясно, что пьёт он горячий сакэ. Маслову меньше всего хотелось разговаривать с кем бы то ни было сейчас, и Файзуллин был последним в этом списке. Александр постарался незаметно проскользнуть за ширму и устроился за одиноким столиком. Через минуту к нему подошла официантка в кимоно, и он сделал заказ. Рука ныла и даже на привычные движения отвечала огнём. Через пять минут официантка принесла чайный набор.

В это время Марат встал и отправился по направлению к туалету. Столик, за которым сидел Маслов, находился как раз напротив мужской комнаты. Саныч уткнулся в чашку с чаем и постарался стать невидимым. Не вышло. Выходя из уборной, Марат заметил тренера и подошёл.

— Слыш, Маслов, ты чё так плохо своих девок воспитываешь? Совсем оборзели, — без предисловий бросился в атаку Файзуллин.
Александр поднял глаза:

— И тебе здравствуй, Марат. Чем тебя так расстроили мои девочки? — едва сдерживая иронию спросил Маслов и вдруг заметил у того отчётливый синяк под левым глазом: — Ты подрался что ли с кем?

— Если бы. Щщас, погоди, — Файзуллин быстро сходил к своему столику, забрал токкури и чоко и вернулся. Он хотел налить себе сакэ, но Александр отодвинул его руку. Марат зло и недоумённо посмотрел на собеседника.

— Из уважения к местным традициям. Сакэ сам себе никто не наливает, если есть кто-то ещё за столом. Поэтому налью я.

Марат потеплел взглядом и опрокинул три глотка напитка:

— Даже стопок человеческих нет, что за страна… Прикинь, прихожу в бар в отеле после обеда, а там твои девахи. Расселись и мороженое трескают. Я подошёл, так мол и так, говорю, за весом следите, а то трасса бегемотих не любит. А эта рыжая, ну та, которой бутики нужны, и говорит, мол, сами разберутся и типа все правила давно выучили. Ну я подошёл к ней и хлопнул её по жопе, говорю, вон сколько лишних кг наела. А она как развернётся, каак даст мне по морде, прям кулаком, прикинь?! Да ещё и при всех! Куррва!! — Марат аж взвизгнул: — Ещё и издевается, говорит: «Извините, Марат Козлодоевич, у вас комар на лице сидел, я не дала испить ему вашей драгоценной крови».
Саныч не мог больше сдерживаться. Он затрясся в беззвучном хохоте и долго не мог остановиться. Успокоившись, сказал:

— Вот не слушаешь ты, Марат, добрых советов. Я ж предупреждал тебя, что у неё брат — боксёр в тяжёлом весе. Он поди давно уже сестрёнку научил защищать свою честь.

Файзуллин постепенно успокоился, они еще какое-то время посидели и разошлись. Вечером Саныч собрал девушек в холле. Не было только Старостиной. Александр напрягся. На вопрос «Где она?» девчонки ответили, что она казалась больной, жаловалась на живот и слабость и осталась в номере. Маслов немного успокоился: «Во всяком случае, она в отеле». Поделились своими успехами и трудностями, получили от тренера задачу на следующий день и разошлись. Александр рассказал им о своей травме, не вдаваясь в подробности, и предупредил, что в течение недели ему придётся уходить на процедуры.

Утром Маслов быстро позавтракал, с трудом принял душ — рука причиняла значительное беспокойство — и отправился к Каори. «Мне показалось, или она действительно мне рада?» — подумал Александр, когда вошёл к ней в кабинет и увидел приветливую улыбку на её лице.

— Конничива [5], Сан-Сан, — Каори слегка поклонилась.

— Конничива, Каори, — повторил за ней Александр.
Она расспросила его о состоянии и настроении и проводила в физиокабинет.

Вся процедура длилась 15 минут. Маслову совсем не хотелось уходить, и он спросил, когда она заканчивает работу. Каори помедлила с ответом, а потом сказала, что будет рада его видеть завтра на процедурах. «Наверное, показалось, не рада, как со всеми», — с досадой решил Александр и не стал настаивать, решил выждать и повторить свою попытку пригласить её на свидание позже.

Вся неделя была похожа на день сурка: физио, присутствие на тренировках с девчонками, наблюдение исподволь за Настей, которая казалась спокойной, но общение с ним свела почти до нуля, а иногда откровенно игнорировала его советы по упражнениям. Потом обед, свободное время, когда они изучали местные красоты и достопримечательности, ужин и сон. Александр всё время чувствовал фоном присутствие Каори. Она занимала всё пространство его головы, даже когда он не думал о ней напрямую, а тренировал девчонок. После последней процедуры он подошёл к ней и сказал:

— После того, что вы для меня сделали, вы просто обязаны выпить со мной чаю с жасмином.

Каори рассмеялась. Они договорились, что он зайдёт за ней в 17 и она покажет ему хорошее кафе, где он сможет познакомиться с ритуалом чаепития. Александр был на седьмом небе.

Всего удивительней было ощущение того, что они знают друг друга сто лет несмотря на разность языков и культур. Каори рассказала, что она была в Москве в трёхмесячной командировке по обмену опыту в Склифе, за это время выучила несколько фраз по-русски и собиралась приехать в Россию ещё раз, она хорошо себя чувствовала в стране, музыку которой любила с детской музыкальной школы. Рассказала про свою странную русскую подругу, тоже врача, которая всё время ей говорила: «Чародейские способности дяди-чернокнижника передались и мне» и сказала однажды, что у неё будет русский суженый-ряженый.

— Я смеялась тогда, а тут ты. Вы, — поправилась она.

— Мне больше нравится «ты», — сказал Александр, — тем более, что я готов предложить себя тебе в этой роли, — вдруг выпалил он и подумал: «Что я несу? Мы ж знакомы чуть больше недели».

Она замолчала, всматриваясь в его мысли: ей нравились его глаза. Они, кажется, не врали. Затем она сказала, что хочет познакомить его со своими друзьями. «Смотрины, значит, будут. Хороший знак», — подумал Александр и принял приглашение. Он читал, что в японской культуре отношений это важная ступень принятия в круг, а затем признания мужчину и женщину парой. Он также помнил откуда-то, что не следует до этого торопить физическое сближение, оно должно прийти в свою очередь. И он сдерживался. При прощании он лишь позволил себе поцеловать Каори в шёку, задержавшись на мгновение дольше, чем это бывает с друзьями, чтобы вдохнуть на память её свежий с горчиной аромат. Она приняла эту осторожную нежность с лёгкой улыбкой. Потом вдруг спросила, почему у Александра не сложилось с бывшей девушкой.

— Видишь ли, я никогда не замечал её новых причёсок, ногтей, нарядов, редко делал комплименты… Словом, не был очень внимателен. Она нашла того, кто умел всё это делать.
— Мы это поправим, — улыбнулась Каори.

Еще месяц они наслаждались обществом друг друга. Александра благосклонно приняли её друзья и родители. Перед отъездом Александра и его девочек в Россию договорились быть на связи, и Каори протянула ему сложенный листок бумаги, попросив прочитать его в самолёте.

Устроившись у окошка, Александр раскрыл листок. Там по-русски было написано:

«Пособие для мужа. Любить, уважать, беречь и понимать свою жену — главная обязанность любого хорошего мужа».

— Вы что-нибудь желаете? — спросила стюардесса.

— «Чародейские способности дяди-чернокнижника передались и мне», — ответил Александр и, увидев круглые от удивления глаза бортпроводницы, сказал: — Сакэ, пожалуйста.