Друзья, недавно закончился текстовый марафон «Чудеса света», который проходил в ВК. Для меня это было трудное задание, которое я выполняла впервые: написать рассказ из пяти частей по всем правилам жанра, где надо было связать древность и современность.
С моей стороны это была полная импровизация: ни разу не представляла себе, как закончится очередная часть и где окажутся мои герои. Слово буквально вело меня. Я просто начинала писать и все. Любые попытки продумать сюжет оканчивались творческим блоком — большим кирпичом, знаете, тем, что в знаках дорожного движения вам запрещает въезд. Повествование рождалось из предыдущего написанного слова. Было ощущение, что я иду по незнакомой дороге впотьмах и на ощупь нахожу повороты. В итоге я добралась до финала, и, главное, мне понравилась не только дорога, но и то место, куда она меня привела — мой рассказ «Сожженный город». За него получила сертификат 😊.
Приглашаю вас в Персию бронзового века.
Часть первая
Утреннее солнце медленно скользило по белым стенам остатков храма, лениво переползая на соседние камни. Узкие улочки лабиринтом закручивались, пряча застывшие фигурки из бронзы от любопытного бога Митры[1]. Но вот он встал в полный рост и превратил город в старую жемчужину посреди пустыни. Редкие деревья почти не давали тени, а белизна домов слепила глаза, отражая солнце. День здесь начинался и заканчивался рано.
Со стороны южных ворот, где раньше была смотровая башня, в Шахри-Сухте[2] вошёл человек. Он был бедно, но чисто одет, седая борода и чёрные вьющиеся волосы производили странное впечатление: ни старик, ни юноша. Карие глаза внимательно смотрели вдаль. Человек остановился в нерешительности…
Часть вторая
Пётр Николаевич внимательно следил за своим пациентом. Пару минут как он ввёл его в глубочайший гипноз. Месяц назад Имран Шамах, классный нейрохирург, с которым они дружили с первого курса мединститута, оказался под следствием. Говорят, что во время обвала в горах он спасал женщину и оказался с ней замурованным в камнях. Когда их нашли, женщина была в коме и с аккуратной дырочкой между бровей, прикрытой носовым платком. У Имрана нашли странный инструмент из бронзы, напоминающий скальпель, весь в крови. Когда стали расспрашивать, что произошло, он, как заведённый, повторял, что должен был непременно оперировать женщину, иначе она бы умерла. Все последующие расспросы были бесполезны. Шамах только качался из стороны в сторону и смотрел в одну точку, изредка повторяя: “Сожжённый город. Город исчез. Джирофта…” Решили провести психологическое исследование.
Пётр Николаевич тихо и властно сказал:
— Расскажи, что видишь. Где ты сейчас?
— В Шахри-Сухте. Вижу странного человека с седой бородой и смоляными волосами, мешок на плече. Высок и худ, жилист…
Наконец, человек что-то решил для себя и широко зашагал в сторону городской площади. По пути ему встретился мальчишка лет десяти. Он остановил его и спросил:
— Где дом Максума и Собиры?
— Сразу за храмом Митры. Хочешь, я проведу тебя? — мальчишка с любопытством смотрел на странника. Новые люди появлялись не так часто в их городе. Обычно они давали местным ребятишкам маленький бесформенный кусочек серебра, который те меняли на еду. Странник ласково прищурился:
— Ну проведи. Как зовут тебя?
— Зульяр. А тебя?
— Мехран, — мужчина слегка улыбнулся.
По дороге Зульяр поведал, что живёт с сестрой и отцом, что маму свою не помнит, так как она умерла, когда он родился. Что в городе есть небольшой базар, главная площадь и два храма.
Через несколько минут они приблизились к святилищу Митры.
— Почему эта стена разрушена? — спросил Мехран, осматривая осыпавшиеся куски камня и песка?
— Это из-за землетрясения, — объяснил Зульяр.
Неожиданно из-за стены появился мужчина небольшого роста и слишком пристально для вежливого человека посмотрел на Мехрана.
Часть третья
— Здравствуйте, уважаемый Тами, — мальчик почтенно поприветствовал мужчину.
— Здравствуй, Зульяр. Не представишь мне твоего спутника? — глаза уважаемого Тами вцепились в лицо Мехрана.
— Конечно, уважаемый Тами. Этот человек ищет дом Максума и Собиры, и я решил проводить его.
— Что ж, хорошее дело. Ты приветливый и добрый сын своего отца. Покажи дорогу гостю.
Всё это время Мехран пытался подавить в себе ощущение тревоги, возникшее из ниоткуда и поселившееся под нижними рёбрами. Когда они двинулись дальше, он спросил Зульяра:
— Кто это?
— Это главный жрец в нашем городе.
Мехран едва заметно сжал зубы и тыльной стороной ладони вытер капельки пота со лба…
***
Имран замолчал. Пётр Николаевич сделал минутную паузу. Потом спросил:
— Мехран и Зульяр дошли до нужного дома?
Имран продолжил:
— 12 пополудни. Невозможно находиться на улице. Солнце, как раскалённый металл, даже тень не спасала. Мехран и Зульяр вошли в ту часть города, где жили Максум и Собира. Змейка улиц заканчивалась базарной площадью. Она была мертва. Торговля здесь шла до 10 утра, потом люди прятались по домам до раннего вечера и старались без надобности не выходить. В нескольких местах по дороге стояли странные статуэтки из бронзы. Женские фигурки были с закрытыми глазами и с маленькими отверстиями в середине лба…
Имран часто задышал, как после интенсивной пробежки. Пётр Николаевич уже в третий раз слушал эту историю, и всё время Шамах останавливался на этом месте, споткнувшись о свои видения, словно о камень. Он потёр ладони друг об друга и накрыл ими глаза пациента. Три секунды — и переместил их на виски. Ещё три секунды — и руки легли домиком на середину груди Имрана. Пётр Николаевич стал легко и ритмично покачивать ими: вниз — вверх, вниз — вверх, вниз — вверх. Когда дыхание выровнялось, он попытался еще раз:
— Продолжай. Ты сказал, что они шли по улицам и видели бронзовые статуэтки. Они пошли дальше?
— Даа, — после вечной паузы ответил Шамах.
Мехран и Зульяр подошли к небольшому крепкому дому:
— Вот мы и пришли. Я ведь помог тебе? — ребёнок с надеждой посмотрел на Мехрана.
— Ах, да, конечно. Вот, держи, — он протянул мальчику маленький кусочек серебра.
— Спасибо, ты хороший, — Зульяр улыбнулся нараспашку, показав мелкие белые зубы.
Мужчина постучал в деревянную дверь. Её открыла женщина лет двадцати, не больше.
— Собира? — приветливо улыбнулся Мехран.
— Да. А ты…
— Я Мехран. Меня твой брат прислал. Сказал, чтоб помог вам.
Собира вдруг разрыдалась:
— О, Митра, ты привёл нам спасителя… Прости. Входи, входи, — она усадила гостя за деревянный низкий стол:
— Как там Джирофта? Не была там с тех пор, как вышла замуж.
— Она прекрасна и процветает. Сейчас наши мастера делают великолепную утварь и продают её во все соседние и дальние поселения. Ты должна знать, у вас она тоже есть. Я видел бронзовые статуэтки. Они оттуда, верно? Мне кажется, их делают специально для вас — у нас я не видел подобных. Для чего они?
Собира снова заплакала.
— Это… Как мой Шахрияр? Здоров ли? — она явно не хотела говорить про бронзовые фигурки.
— Твой брат жив и здоров. У него родилась дочь несколько месяцев назад, чудесная малышка Садаф.
Лицо Собиры осветилось нежностью, и синие глаза блеснули сапфиром, но тут же погасли:
— Красивое имя. Жаль, я вряд ли когда-нибудь увижу её, их…
— Шахрияр рассказал мне о болезни твоего мужа. Проведи меня к нему. Я долго учился у лучших лекарей и, надеюсь, смогу помочь.
Собира встала и жестом позвала за собой. Они вошли в маленькую аккуратную комнату. Солнечный свет не беспокоил. Он не ярко пробивался через квадратное отверстие в потолке, затянутое тонкой материей. На ложе лежал Максум. Ему было около сорока. Он с трудом дышал и ни на что не реагировал. Мехран начал осмотр. Через несколько бесконечных минут он повернулся к Собире, которая всё это время стояла рядом и, не поднимая глаз, сказал:
— Я… Сколько он в таком состоянии?
— С прошлого полнолуния.
— Кажется, я пришёл очень поздно.
Собира по-старушечьи тяжело опустилась на каменный пол.
— Что ж, значит, скоро на площади станет одной статуэткой больше.
— Что ты имеешь в виду? — Мехран внимательно рассматривал её смуглое грустное лицо.
— Здесь придерживаются традиций очень строго. И одна… Когда умирает женатый мужчина, его жену убивают и кладут в могилу вместе с ним. А потом в честь этой жертвы изготавливают бронзовую фигурку и ставят на улицах и площади. Чем важнее мужчина, тем больше статуэтка и тем ближе она к центральной площади…
— О, боги! — Мехран был в смятении, — ты так молода…
Синие глаза Собиры грустно усмехнулись:
— Хорошо, что детей у нас нет.
На следующий день, когда солнце снова заливало белокаменный город, Максум был на пути в царство Йимы[3]. Через два дня его и его молодую жену должны были положить на вечный покой в Башне Молчания.
Собира не плакала. В глазах-сапфирах замер страх и покорность.
— Ты не умрёшь, — сжав губы, сказал Мехран, — Я обещал твоему брату помочь тебе.
Так и будет.
Собира в страхе качала головой.
Часть четвертая
Пётр Николаевич подошёл к Имрану в больничном буфете:
— Има, ты как сегодня? Спал хоть?
Шамах не спешил отвечать. Вдохнул аромат крепкого кофе, закрыл глаза, медленно сделал глоток, почувствовал напиток всеми рецепторами и только после этого сказал:
— Знаешь, Николаич, лег просто полежать — уснул. Лег почитать книгу — уснул. Лег посмотреть фильм — уснул. Лег поспать — энергия долбит как из ядерной станции. Ни хрена я не спал. Хотел заставить мозг мыслить без моего участия, а он, гад, не справляется. Вот успокаиваю его эфирными маслами и кофеином. Покурить ещё надо не забыть. А ты, небось, спишь, как удав?
— Ну и то дело: вижу, настроение у тебя не упало — не придётся поднимать. Давай заканчивай своё аромотерапевтическое духопребывание и ко мне в кабинет.
— Опять мой мозг будешь терзать, эскулап психоделический?
— Ну надо же вытащить из тебя, с какого перепугу ты дамочке лоботомию решил сделать в условиях, совершенно для этого не пригодных, не говоря уж об инструменте. Ты ж убить её мог. В сознании ты этот секрет не открываешь.
— Ну она же выжила, ты сказал.
— Выжила. Только не ходит пока. В общем, жду через 15 минут.
***
Недавно проснувшийся Митра разбудил Шахри-Сухте и начал подкрадываться к сердцу белого города — базару. Через три часа он огнём накроет площадь и прогонит всех, не задержится и собака, а пока гомон многолюдной толпы весело перекатывался от лавки к лавке, рассыпаясь весёлым смехом и звоном серебряных слитков-монет разного размера и веса. Торговые ряды располагались по кругу на расстоянии одного шага друг от друга.
Суетились ремесленники, зазывая покупателей на свои бронзовые кубки и вазы из голубого камня разных оттенков. Изделия были действительно хороши. На одних тонкая резьба соединялась в образы больших кошек, расположившихся симметрично, голова к голове и изогнувшихся кольцом. На других застыли в вечности крепкие тела жрецов, выполняющих обряды. Какие-то были изрезаны геометрическими фигурками. Утренний свет придавал им лёгкость и особую гладкость. На соседних лавках раскинулись красно-зелёные, синие и песочного цвета ковры и коврики. Ковроделы нахваливали каждый свой товар, предлагая покупателям с силой тянуть каждый в разные стороны, чтобы убедиться в их прочности. Следом открывалась услада для женских глаз — украшения. Камень, бронза, дерево и кожа причудливым образом сочетались в ободках для волос, браслетах и кольцах. Юные девушки и почтенные матери задорно и деловито примеряли то одно, то другое, потом переходили к следующей лавке — с тканями. Среди них были две женщины в чёрном. Их лица выделялись на фоне общего оживления, как зола на песке. Они рассматривали покрывало на голову из дорогой ткани цвета зари с серебряными нитями. Та, что постарше, сказала:
— Ты будешь красавица в нём. Ты понравишься моему сыну. Ты счастливая! Ты скоро увидишь его! — проговорила Зиба, как заклинание, и ласково прикоснулась к щеке Собиры. Та в ответ склонила голову, пряча подкравшиеся слёзы, и еле слышно произнесла:
— Надеюсь, ему понравится.
Мать Максума сказала торговцу завернуть понравившееся покрывало и продолжила, обращаясь к невестке:
— Идём, я куплю тебе лучшие украшения. Или выбери их сама, хочешь? Только самые красивые! — она взяла Собиру за руку и подвела к лавке:
— Что скажешь? Какие тебе нравятся?
Собира равнодушно посмотрела на блестящие и матовые изделия:
— Уважаемая Зира, мне понравятся те, что купишь ты.
Мать Максума долго рассматривала и перебирала предлагаемые торговцем украшения и, наконец, остановилась на серебряном резном ободке с камнями лазоревого цвета, браслете и двух кольцах того же оттенка:
— Они чудесно оттенят твою смуглую кожу и подойдут к покрывалу цвета зари.
Около соседней лавки, где продавали сладости, раздался детский смех. Собира оглянулась. Зульяр с приятелем о чём-то весело болтали и выбирали, что бы купить.
— Зульяр, — позвала Собира. Мальчик вскинул голову и подбежал к ней поздороваться.
Женщина ласково погладила его по тёмным волнистым волосам и поцеловала в лоб.
— Как твои сестра и отец? — спросила.
— Очень хорошо. Мне кажется, отец скоро выдаст её замуж. Ходит к ней один… — Зульяр пустился в подробности. Как будто из воздуха к ним подошёл главный жрец. Ребёнок почтительно приложил руку к сердцу, приветствуя его. Смуглая кожа Собиры, казалось, посветлела, тонкие брови дёрнулись к переносице, но быстро вернулись назад.
— Ну здравствуй, Собира, — сказал жрец, не отрываясь от ее лица — вот-вот проникнет в её сердце и мысли.
— Приветствую вас, уважаемый Тами.
— Надеюсь, ты с достоинством готовишься к предстоящей тебе дороге. Ты ведь знаешь, как важно сопровождать мужа в царстве Йимы и заботиться о нём там.
— Конечно, уважаемый Тами, — Собира опустила глаза, дабы скрыть отчаянную надежду. Дерзкий протест, которым её отравил Мехран, сказав слова о спасении, вошёл в неё, как нож в размягчённую глину. Она не хотела умирать. Её брат, мысли о его дочке и этот новый человек в её жизни, лекарь Мехран, не отпускали её. Почему же она должна покориться, не попробовав спастись? Она попробует. Обязательно. Это будет уже завтра…
Часть пятая
Весь день после кончины Максума Мехран разузнавал о том, как проводится ритуал воссоединения жены с умершим мужем. Что-то ему успела рассказать Собира, пока не пришли родственники, что-то он разузнал у словоохотливых лавочников, что-то от женщин, дочерей которых постигла та же участь, что ожидала Собиру. Мехрана удивила спокойная покорность людей, рассказывавших об обряде умерщвления и погребения. «В моей Джирофте, на расстоянии всего двух парасангов[4], такие традиции считаются варварством, а здесь нормальным явлением. И никто не сопротивляется. Никто» — размышлял Мехран.
Надо было готовиться. Он заплатил немало серебра одному торговцу за верблюда и купил несколько мешков сухой травы. Он уже почти дошёл до дома местного учителя, где остановился на эти дни, когда его догнал Зульяр. Мальчик казался грустным.
— Ты поругался с приятелем? – поинтересовался Мехран.
— Нет, — ребёнок доверчиво посмотрел на него, — просто услышал один разговор на базаре, который огорчил меня.
— Почему же? Что за разговор?
Зульяр поведал о беседе уважаемого Тами и Собиры.
— Разве ты не привык к традициям собственного народа? От чего твоя грусть? — спросил Мехран.
— Когда умерла моя мама, Собира помогала нам, заботилась обо мне и сестре. Отец так рассказывал. Он очень печалился и было так, что … ну он как будто забыл о нас с сестрой. Собира готовила еду и приносила нам, часто забирала нас к себе, и мы жили у них с Максумом по нескольку дней и ночей. Мне очень жалко её, ведь у неё отнимут жизнь.
Мехран внимательно посмотрел на Зульяра и понизив голос, спросил:
— Если бы ты мог, помог бы Собире?
Мальчик с опасением взглянул на своего собеседника и, подумав немного, произнёс:
— Что должно случиться, обязательно случится.
— Ты мудр не по годам, — удивился такому ответу Мехран. – Но это ведь значит и то, что случиться может и не случившееся. Ну, к примеру, если вмешаются какие-нибудь силы.
— Какие силы? – Зульяр с любопытством посмотрел на Мехрана.
— Нуу, песчаная буря, например. Иногда вместо неё может вмешаться и человек. А иногда и боги, если человек будет усердно молить их.
— Я немного запутался, но что бы я мог сделать для Собиры?
— Просто расскажи в деталях всё, что знаешь про ритуал.
Зульяр подробнейшим образом обрисовал весь процесс. В целом его описание совпало с тем, что Мехран уже слышал от других. Но было кое-что новое. А именно то, в какой момент одна из жриц наносит жертве удар. Он также узнал, что обречённая вдова не видит ни момент удара, ни жрицу, которая его выполняет, так как лицо её закрыто плотным покрывалом и она не имеет права его открывать.
— Кто может присутствовать во время ритуала? – спросил Мехран.
— Все, кто захочет. Обычно собирается много людей на прощание.
До того, как взойдёт луна, было достаточно времени. После разговора с Зульяром, Мехрану удалось увидеться с Собирой, что было непросто.
Перед церемонией присоединения к умершему мужу и переходом в царство Йимы вдов никогда не оставляли одних – ни одна не должна была сбежать. Но к ним пускали лекарей, чтобы те упокоили их травяными отварами и ароматными маслами. Мехран предложил свои, заверив мать Максума, что его средства были самые действенные…
***
Рядом с Башней Молчания находился храм Йимы. После захода солнца к нему начал стекаться народ. Вдоль стен стояли резные фигуры из дерева, отображавшие застывшие моменты жизни человека вплоть до его смерти, в каждую из них был вставлен факел с огнём. Посреди зиял круг, выложенный камнями. Слева и справа от него встали по три жрицы – помощницы уважаемого Тами. Сам он сидел за кругом, как царь, на троне, а по бокам от него четверо младших жрецов с металлическими дисками в руках ждали приказа начинать.
Когда взошла первая звезда, Собиру вывели из дома. Покрывало цвета зари, серебряный ободок с лазоревыми камнями, и браслеты на обеих руках того же оттенка. Дорога в 50 шагов показалась ей вечностью. Сердце рвалось между горлом и животом. Она старалась удержать его, прижимая к груди ладони, в которых, как будто, не было крови. Тело стало чужим. «Помоги, Митра, помоги мне, не отдавай меня туда, не отдавай, помоги, Митра…» — Собира старалась сосредоточиться на этих мыслях, когда услышала удар в металлический диск. Это было начало. Её ввели в храм.
Знакомые и незнакомые лица, шёпот сожаления, всхлипывания и вздохи, собственные шаги, удары в металлический диск – всё смешалось в одно. Две жрицы подвели Собиру к кругу и поставили в центр. Две другие опустили ей покрывало на лицо, и часть мира скрылась от её глаз. Уважаемый Тами подошёл к женщине:
— Была ли ты довольна своим мужем в этой жизни, Собира? – спросил главный жрец.
— Да, — тихо ответила она.
— Понимаешь ли ты, что он ждёт тебя и нуждается в тебе?
— Да.
— Была ли ты верной помощницей и опорой своему мужу?
— Была.
— Хочешь ли ты сопровождать своего мужа, быть помощницей и опорой ему в новом царстве?
Собира молчала. Жрец повторил свой вопрос громче. Женщина не отвечала. Уважаемый Тами ещё больше возвысил голос и в третий раз настойчиво задал тот же вопрос.
— Отвечай! – крикнул он. В толпе послышался лёгкий гул, как будто пчелиный рой пролетел и тут же стих.
— Да, — еле слышно ответила Собира.
— Громче! Громче!! Все должны слышать!
— Да!
Главный жрец обратился к толпе:
— Все слышали? Все слышали, что сказала прекрасная из дочерей земли нашей? Она подтвердила своё желание отправиться вслед за мужем, ибо желает быть с ним в царстве великого Йимы, быть его помощницей и опорой! Она – пример всем другим жёнам. Да будет её желание священно! Выполнять!
Толпа одобрительно закивала и загудела в ответ. Уважаемый Тами дал знак жрецам, и они начали отбивать ритм в металлические диски. Жрицы циклично закружились вокруг Собиры, постепенно поддаваясь такту и незаметно соскальзывая за грань, где реальность перестаёт ощущаться таковой. «Думай о том, что я рядом. Я спасу тебя. Я буду рядом», — Собира вспомнила слова Мехрана и начала повторять их негромко, как заклинание.
Тем временем Мехран разложил пучки сухой травы по всему периметру храма, взял принесённый с собой факел и поджёг их. После этого вбежал в храм. Когда он протиснулся ближе к кругу смерти, жрицы вели свой последний, двенадцатый хоровод. Он увидел, как одна из них замахнулась на Собиру и закричал:
— Пожар! Люди, пожар! Спасайтесь! Бегите!
Народ заметался. Начали толкаться и падать друг через друга, детский визг мешался с женскими криками ужаса, мужчины старались организовать толпу, но ужас был царь. Воспользовавшись суматохой, Мехран бросился к Собире, когда жрица почти коснулась её груди заточенным острым предметом, похожим на нож с тонким лезвием. Мехран оттолкнул несущую смерть, нож вылетел из её руки и зло звякнул о каменный пол. Через мгновение Мехран почувствовал его прохладную рукоятку в своей ладони. В тот же миг его свалило тяжёлое тело, чья-то рука захватила горло и начала с нечеловеческой силой душить его. Мехран хотел вывернуться и не мог.
В голове помутнело и стало так жарко… «Йима гневается на меня», — пронеслось у него в голове. Он почти потерял сознание, как вдруг телу стало легко. Он с трудом перевернулся на спину и увидел Собиру со статуэткой в поднятой руке. Рядом лежал уже никем не уважаемый Тами. Из головы ручейком убегала кровь.
Огонь подступал все быстрее. Собира помогла Мехрану подняться, и они бросились к выходу. Дым выбивал слёзы из глаз, они старались не дышать, пока бежали к выходу. Осталось чуть-чуть, ещё шагов пять, четыре, три, два… Мехран уже был на улице и тянул за руку Собиру, когда рухнула колонна прямо перед ней. Отскочивший кусок камня ударил её по голове, она упала без сознания. Мехран подхватил её на руки и вынес из храма.
Недалеко стоял привязанный к дереву верблюд с кожаным мешком на спине. Мехран нёс Собиру, а в голове билась мысль, произнесённая Зульяром: «Что должно случиться, обязательно случится». Верблюд по приказу опустился на землю. Мехран устроил женщину поперёк животного, засунул в мешок нож и уселся сам. Через несколько минут они были на безопасном расстоянии от пылающего до небес храма. До рассвета оставалось совсем немного времени. Через некоторое расстояние Мехран остановил верблюда – ему надо было осмотреть Собиру.
Полная луна нагло заглядывалась на путников и освещала то место, где они остановились. В мешке у Мехрана было немного воды и лекарств. Он приподнял женщину и повернул её лицом к себе. Между бровей кровоточила рана, из которой торчали каменные осколки. «Только бы дождаться рассвета», — молил Мехран всех богов, — «Только бы она дождалась рассвета…».
«Какое сегодня страшное солнце», — Мехрану стало не по себе, когда он увидел пылающий красно-жёлтый шар, расползавшийся по всему горизонту. Мужчина остановил верблюда под первым попавшимся деревом, уложил Собиру на землю и осмотрел ей голову. Кровь запеклась, вокруг раны всё было красное. «Воспаление. Надо вытаскивать осколки и как можно скорее,» — Мехран обработал рану и достал нож. Он рассмотрел его – такими открывали третий глаз тем, кто впадал в буйство или долгую апатию. Очень острый и твёрдый. Мехран боялся. Он никогда не делал операций на голове. «Что должно случиться, обязательно случится», — пульсировали в голове слова Зульяра. Лекарь поднял инструмент над головой пациентки…
***
— Има, откуда у тебя этот нож? Ведь он такой же, как тот, верно?
— Да, — Имран Шамах смотрел вдаль, казалось, он искал что-то во вселенной. – Когда ездил в отпуск в Иран, встретился там с братом. Он археолог. Рассказал мне про последние раскопки, в которых они нашли массу интересных вещей, а самое главное — новую цивилизацию, процветающую Джирофту. Город Шахри-Сухте, в переводе «сожжённый город», кажется, был частью её, но о нём мало известно, он будто исчез в один день. Так вот этот инструмент – скальпель того времени. Брат привёз его с раскопок и рассказал, что им делали лоботомию в те времена. Третий глаз искали. Три тысячи лет до нашей эры, прикинь! А мы-то думаем, что это мы крутые. Вот, подарил мне этот скальпель наудачу. Я всегда с собой носил, сам не знаю зачем. И смотри-ка пригодился ведь. Кстати, рана у той женщины в горах была, как у Собиры. Это был единственный хирургический инструмент в моих руках под завалом. Я должен был попробовать. «Что должно случиться, обязательно случится».
— Ты на момент, когда вас откопали, действительно ничего не помнил?
— Так, обрывки. Меня же тоже неслабо зацепило обвалом. Что помнил, не решился сказать — сам себе не верил, а то, что меня сподвиг к операции бронзовый век, уж точно хотел оставить себе — прямая дорога известным личностям в палату № 6. А ты всё вытащил из меня, эскулап ты психоделический.
— Мдаа. Тебе твой брат не принёс там справки какой-нибудь или заключения врачевателей из бронзового века? Чего прикажешь писать для следствия-то?
— А ничего. Напиши, что пациент действовал в состоянии аффекта.
[1] Митра — иранский бог солнца 1200 г. до н. э.
[2] Шахри-Сухте — один из древнейших городов бронзового века на юго-востоке Ирана.
[3] Йима – по персидской мифологии: один из царей страны мёртвых.
[4] Парасанг – мера длины в древней Персии, равная приблизительно 6 км.
Если вам захочется оставить рассказ в своей библиотеке, можно приобрести его на Ридеро.